Интервью с Андреем Люлько, режиссером фильма “Не Сейчас / Not Now”

Короткометражный фильм молодого украинского режиссера Андрея Люлько «Не сейчас» стал обладателем наград многих престижных кинофестивалей мира. Эта картина был в полном смысле этого слова, выстрадана автором. В его сюжете Андрей решился рассказать свою историю болезни раком. Именно его собственные переживания и личный опыт помогли режиссеру снять фильм, который держит зрителей в напряжении на протяжении всего экранного действия. О своей удивительной истории борьбы с тяжелой болезнью и о том, как творчество помогло ему в этой борьбе Андрей Люлько откровенно рассказал в эксклюзивном интервью YummyMovie.org.

Андрей Люлько, украинский режиссер

Андрей, давайте начнем наш разговор с выбора профессии. Вы ведь не сразу стали режиссером, а сначала закончили Харьковский Авиационный Институт. Чем был обусловлен выбор именно этого ВУЗа?

- Я хорошо учился в школе – закончил с «Золотой» медалью. Мне очень легко давались физика, математика и другие точные науки. Еще в школе я начал заниматься программированием: знал Паскаль, Бейсик и даже пробовал «писать» какие-то игры на старом компьютере. И в итоге после окончания школы по результатам тестирования и собеседования я поступил на бюджет сразу в три университета, куда подавал документы. Это Харьковский национальный университет им. Каразина, Харьковский авиационный институт и Сумской политехнический университет. Но я выбрал ХАИ, который мне больше приглянулся по атмосфере, по какой-то культуре, которая в нем присутствовала. Кроме того, он расположен на окраине города, а не внутри городской суматохи, там большая территория, рядом «зеленая» зона. В общем, ХАИ мне понравился в целом, и я решил учиться в нем.

Почему после его окончания не работали по специальности, а предпочли уйти в творческую сферу?

- Тут есть два момента. Я к этому времени уже «перегорел» программированием и понял, что это не мое. Поступая в ХАИ, я был уверен, что буду программистом и буду заниматься программированием, буду «писать» какие-то игры. Но позже я понял, что это «ремесло» – а я не хочу быть ремесленником. Второй момент заключается в том, что обучение в ХАИ значительно расширило мой кругозор - там было большое количество самых разнообразных предметов. А еще я увидел большой город Харьков, познакомился с интересными людьми, увидел разные профессии. Я понял, что в мире есть много всего интересного и я не хочу зацикливаться на чем-то одном. Хочу заниматься тем, чем мне хочется самому. Могу сказать, что, если бы я не поступил в ХАИ, я стопроцентно был бы программистом, но сам факт того, что я учился в этом университете, направил меня в творческую сферу.

Во время учебы в университете катался на велосипеде, занимался велотриалом. Велосипед для этой дисциплины стоил довольно больших денег на то время, и я его продал. А на вырученные деньги купил свою первую камеру и начал снимать клипы для друзей и знакомых. С этого и начался мой путь в творческом направлении.

Бэкстейдж к фильму «Не сейчас»

Диагноз – «рак» в сознании людей звучит, как приговор. Что Вы почувствовали, когда его узнали?

- Все началось с того, что в один «прекрасный» момент я сходил в туалет и заметил в моче кровь. Пошел в больницу, где мне сказали, что нужно делать операцию. Я даже не подозревал, что это может быть что-то серьезное. Думал, что в организме что-то пошло не так – может быть проблемы с почками или мочевым пузырем. Но врач поступил хитро. Он уже знал причину, но мне не говорил. Не заставил сделать МРТ, а сразу предложил лечь на операцию. Я согласился и буквально через пять дней уже был на операционном столе. У меня была спинальная анестезия – я мог все видеть, слышать, разговаривать с врачами и постоянно задавал им какие-то вопросы. И хотя врач долго не признавался, но видимо я уже так «достал» его своими вопросами, то он сказал: «Да – это злокачественная опухоль». Но поскольку я был под анестезией, то это заявление тогда не вызвало у меня шок. Ну, рак – и рак, болезнь – и болезнь. Я думал, что делать дальше.

Сразу в голове пролетели картинки о том, что у меня отец умер от рака. Он тоже отказался от лечения, поскольку в принципе не верил, что официальное лечение может ему помочь. Он пытался вылечиться сам, своими силами, но у него не получилось. И, зная опыт моего отца, медика, между прочим, я сразу подумал: «Ну все!» Я понимал, что победить болезнь, как минимум, сложно…. А потом не было не переживаний, ни эмоций – ничего. Я понял, что все вокруг – бессмысленно. В целом мир, который меня окружает – он не имеет никакого смысла. Пройдет месяц, два, полгода и меня уже не будет. В тот момент я даже не ощущал себя человеком. Я смирился с тем, что для меня все кончено, я – пустота.

Большинство людей, которые замечают у себя определенные проблемы со здоровьем, стараются не обращать на них внимание. У них включается «режим страуса», прячущего голову в песок. Они боятся идти к врачам, как раз опасаясь услышать неприятный диагноз. Ваш совет таким людям?

- Я точно не буду советовать того, чего не знаю. Я могу давать советы, основываясь на своем личном опыте, на том, что я сам прочувствовал. Я сам был таким «страусом». Я сам примерно два года знал, что у меня есть какие-то проблемы - у меня уже были кровавые выделения. Но я не реагировал на это - думал, что само пройдет. Ходил по врачам, спрашивал. Мне какие-то советы давали, например, крапиву попить (улыбается). В целом-то я ничего и не хотел решать глобально. Был уверен, что все реально продет. Попью эту крапиву и все само собой залечится, как ранки и прыщики на теле. У нас, наверное, менталитет такой, что пока нам пинок под зад кто-нибудь не даст, мы не поймем для себя что-то действительно важное и стоящее.

В моем случае таким «пинком под зад» стала эта болезнь. Я понял, что нужно что-то делать, что это не просто так и рак не возникает за день или за два дня.  Нужны годы, чтобы эта болезнь возникла, она начала развиваться и проявлять себя. Я только начал это тогда осознавать, но все равно упирался. Я два года не принимал никаких мер и только когда реально стал писать кровью, пошел к врачам и начал предпринимать какие-то шаги в плане лечения. В первую очередь это обусловлено страхом… Страхом оказаться неправым перед самим собой. Мы всегда хотим быть правыми, хотим быть успешными, хотим многого достичь. И если у нас это не получается или что-то идет не по нашему плану, мы это пытаемся скрыть. Мы этого как-то стесняемся. В этом была моя проблема.

Я хотел быть успешным оператором, успешным режиссером. Я хотел быть бизнесменом, у меня был офис, 6 человек сотрудников, компьютеры, студия. Я думал, что буду развиваться и все это будет приносить мне кучу денег, но все оказалось не так. И на самом деле все это оказалось даже не нужным мне. Я все эти вещи делал только из-за страха. Все эти желания были сублимированы внутренним страхом перед самим собой, что я хочу быть кем-то… Кем-то известным, большим, крутым… Поэтому мой совет – не бояться. Не бояться ошибиться, не бояться быть непонятым или поступить неправильно. Делайте так, как нужно делать. Тем более если вам само тело подсказывает, что что-то не так, что пора что-то менять, то свое тело нужно слушать в первую очередь.

Решение отказаться от стандартной процедуры лечения рака и самому бороться с этой болезнью было жестом отчаяния, было обусловлено недоверием официальной медицине или осознанным решением, ориентированным на конкретный результат?

- И тем, и другим. Я понял, что за все решения, которые происходят в моей жизни, ответственность несу только я сам. Не врачи, не жена, не родители – только я. Это мой выбор. Пойти учиться в ХАИ – это мой выбор. Продать велосипед – это мой выбор. Не обращать внимание на болезнь, лечь на операционный стол, отказаться от лечения – это все мой выбор. Я просто делал то, что считал нужным. Для того, чтобы понять, что тебе действительно нужно на самом деле, нужно прожить определенные ситуации, определенные обстоятельства. Что касается отказа от стандартного лечения рака, то самым ключевым фактом в этом случае была, наверное, некомпетентность врачей, с которыми я начал сталкиваться после операции.

Сразу после операции мне дали направление в «Институт медицинской радиологии и онкологии». Это очень жуткое и ужасное место по атмосфере страданий, которая там царит… И первая мысль, которая возникла у меня в голове, когда я туда вошел: «Я не хочу так! Я не буду так страдать!». А дальше начались просто «чудеса». Врач, который «гуглит» в интернете, выискивая информацию, какая разновидность рака у меня… Второй врач, который только со второго или третьего раза поставил правильный диагноз вида этого рака. Нам потом пришлось ехать в Киев для его подтверждения…. В выписке мне поставили неверную стадию рака…

Мы делали огромное количество всевозможных анализов, но при этом я не видел у врачей уверенности в том, что они понимают, что со мной происходит. Они работают по «накатанной». У них есть определенные инструменты: химиотерапия, лучевая терапия, какие-то иммуностимуляторы и какие-то комбинированные методы. И больше ничего. Любой тип рака лечится только этими методами. Но у всех этих методов есть очень много «побочки». Все о них знают и это не секрет…

Вторым моментом стало то, что после операции у меня образовалась довольно большая внутренняя гематома внутри брюшной полости. Я планировал пройти курс лучевой терапии, но тут у меня «включился мозг» и я подумал, а можно ли мне делать лучевую терапию, когда у меня такая гематома в животе? Я начал ходить к врачам. Одни говорят: «Да, терапию в этом случае можно делать». Другие наоборот, заявляют: «Ни в коем случае при гематоме нельзя проводить лучевую терапию. Нужно сначала ставить дренажи. Нужно, чтобы все это вышло и только потом проводить лучевую терапию». Некоторые врачи вообще говорили: «Вам тут недорезали. У Вас тут еще опухоль осталась в животе». Вобщем, сколько врачей – столько и мнений. И все они уверены в своей правоте. А пациент сам должен выбрать кому из них нужно верить. Я предпочел верить самому себе (смеется).

А третьим фактором стало то, что я и моя жена, хотя тогда мы еще не были женаты, начали сами во всем этом разбираться. Начали смотреть информацию про этот тип рака, читать книги про успешные кейсы по излечению рака. Плюс я знал опыт своего отца по тем способам которыми он пытался вылечиться. Я начал сравнивать статистику по результатам у людей, которые лечатся химиотерапией, радиологией и так далее. Есть очень много успешных случаев, когда человек после такого лечения выздоравливает, когда у него все отлично. Но есть также много случаев, когда это лечение оказывается бесполезным и, наоборот, приводит к худшим результатам, поскольку оно «садит» иммунную систему, а раковые клетки - они только этого и ждут.

Ничто так хорошо не борется с любыми патологиями, с любыми вирусами, любыми заболеваниями, как наша собственная иммунная система. Я посчитал, что очень глупо «убивать» себя, вместо того, чтобы дать себе шанс победить эту болезнь. Я понял, что не буду лечиться стандартными способами. Я не хочу ходить и страдать, не хочу чувствовать всю эту «побочку», не хочу облучать свою брюшную полость, потому что я хочу еще иметь детей.

Вот все это стало причиной того, что я понял -  я хочу жить. Но я не хочу страдать, как все те люди, которые проходят курсы стандартного лечения. У меня был шанс выжить пятьдесят на пятьдесят, если я буду лечиться стандартными методами. Но я полностью «посажу» себе иммунитет, превращу себе живот в «кисель» и могу заполучить какие-то другие осложнения. И такой же шанс если я откажусь от традиционного лечения. Но при этом у меня будет здоровое тело и здоровый иммунитет.

Узнав свой диагноз, Вы решили полностью изменить свой образ жизни. Начали заниматься спортом, правильно питаться и т.д. А кто Вам помогал, объяснял, как правильно это делать?

- В первую очередь изменилось мое отношение к жизни. После операции, когда я уже узнал диагноз и мог представить себе возможные последствия, я лежал около двух недель в «состоянии овоща» и просто ничего не хотел. Мне было все равно. Мне жутко обидно, жутко неприятно то, что моей жене пришлось все это терпеть.  Терпеть этот «стеклянный взгляд». Она постоянно пыталась меня поддерживать, помогать. Носила мне «передачки» в больницу. Не отворачивалась от всех этих кровавых трубок, которые из меня торчали. И вот эта поддержка запустила какой-то механизм в моей голове, сделала какую-то «перезагрузку».

Я понял, что сейчас я все-таки жив, что я вижу свет, вижу, как падает тень, как вокруг меня летает пыль, я чувствую запах больничной палаты, запах спирта. Я слышу, как разговаривают в коридоре люди. Я чувствую, как мне делают укол в ногу с обезболивающим, я чувствую боль внутри в животе. Все вот эти ощущения и осязания, они говорят о том, что я жив… Эти все ощущения и есть я на самом деле. И это ощущение, это осязание – оно дает большое количество энергии. Оно заставляет действовать. И каждый раз, даже сейчас, когда у меня опускаются руки или я устал, я просто вспоминаю тот момент, начинаю абстрагироваться от мыслей и понимать, что я жив, понимать, что я могу сейчас сделать все что хочу.

И постепенно, маленькими шагами, маленькими усилиями, я понял, что я буду что-то менять. Я понял, что в этой жизни - моё, а все остальное мне не нужно. Понимая это, я уже мог оценивать, что плохо для меня, а что хорошо. Мог оценивать это трезво, без каких-либо специальных книжек, без чьего-то опыта, без чьих-то советов. Потому что не всегда советы могут оказаться правильными, не всегда в книжках пишут верные вещи, не всегда люди говорят правду. Имея такой опыт, который случился в моей жизни, я все-таки больше верю себе, чем кому-либо. Я сам понял, как нужно поступать, как будет правильно, как будет для меня лучше. Я стал больше слушать свое тело, меньше слушать других людей.

В итоге я начал есть салатики, овощи, фрукты. Полностью исключил сахар, мучные продукты, всё консервированное, всё, что может содержать антибиотики. Полностью убрал из рациона приготовленную пищу, потому что любая жаренная, варенная, пареная пища бесполезна, так как при термической обработке она превращается в углеводы и теряет все свои витамины.

Я понял, что для меня лучше есть сырую пищу – салатики, смузи. Но их нужно сбалансировать, потому что нужна энергия. Нужен белок, нужны те же углеводы, но в гораздо меньшем количестве и с гораздо большим содержанием клетчатки. Я понял, что нужно «чистить» кишечник, в первую очередь заняться пищеварительной системой. Это не было какое-то «озарение», постигшее меня за одну минуту. Это длилось на протяжении полугода. Моя жена в этом плане меня очень поддержала – мы вдвоем перешли на сыроедение, на правильную пищу, начали заниматься спортом, завели собаку (смеется). Вобщем, шаг за шагом, слушая себя, слушая свой организм, я сам понял, что мне нужно делать и как мне это нужно делать.

Хотя сами врачи мне говорили: «Андрей, смирись. Твоя жизнь уже никогда не будет прежней. Такой диагноз – это уже приговор». Они этого не скрывали. Они так и говорили. И я их понимаю. Потому что весь их опыт утверждал – это так. Они говорили, что у меня есть огромная гематома, которая сама не рассосется и ее нужно обязательно оперировать. Можно сказать, что я тогда просто «психанул» и сказал себе: «А ну посмотрим, рассосется она или нет!» И мы тогда перешли на сыроедение. В течение нескольких месяцев мы регулярно ходили на УЗИ, смотрели на размер этой гематомы и каждый раз она все уменьшалась, уменьшалась и уменьшалась. Только благодаря питанию. Потом я потихоньку начал заниматься спортом, начал ходить. Мы очень много ходили, могли за раз пройти до 10 километров. Это было тяжело, сложно и больно, потому что очень много внутри всего было порезано.

Моя опухоль была размером 8 на 10 сантиметров. Мне удалили почти полностью урахус, удалили большую часть мочевого пузыря и часть брюшины. То есть это была довольно серьезная операция, после которой у меня остался огромный шрам на животе. И реабилитация была довольно длительная. Я не мог наклоняться, не мог сам шнурки завязывать долгое время. Примерно 3-4 месяца ушло на то, чтобы начать чувствовать себя полноценным человеком, чтобы можно было свободно ходить, свободно наклоняться. Под конец я даже начал ходить на турник, подтягиваться. Было ужасно больно, но я занимался совсем маленькими дозами, по чуть-чуть. В итоге я начал подтягиваться 25 раз на турнике. Я в жизни раньше столько не подтягивался. Я думаю, что это заслуга правильного питания и правильной диеты, которой мы придерживались.

Съемки фильма «Не сейчас»

Фильм «Не сейчас» Вы снимали больше для себя, чтобы погрузиться в творческий процесс и реализовать какие-то свои амбиции и творческие планы, или больше для людей?

- Конечно, я снимал этот фильм в первую очередь для себя, потому что мне хотелось заниматься любимым делом. Я не хочу делать то, что мне неинтересно. Очень долго я хотел снять фильм.и очень долго ходил с этой идеей. При этом у меня не было никакой цели, никакой конкретной идеи, какой это будет фильм. Я просто хотел снять фильм. И я не знаю почему мне так хотелось. Наверное, это были больше «навязанные» вещи.

Я смотрел на известных режиссеров, на их фильмы. И мне хотелось быть похожими на них. Но после всего моего опыта с болезнью, после всего того пути, который я прошел, я понял, что мне в принципе не важно буду я режиссером или оператором этого фильма или вообще все сам сделаю. Мне не важно, заработаю я денег на нем или нет. Мне нужен был сам процесс создания фильма, процесс написания сценария, процесс подготовки, сбора команды. Мне хотелось это делать, и я это делал. Было такое ощущение, что я просто должен это делать. Мне очень хотелось высказаться, отдать всю ту информацию, весь тот опыт, который у меня накопился. Можно сказать, что этот фильм – это такое «жирное» напоминание самому себе, что все возможно. Что, во-первых, не нужно никого слушать, не нужно ни на кого равняться, что я – есть я, что я такой как есть. Я хочу делать то, что я хочу делать (улыбается).

Мне хотелось сделать фильм, и я сделал его таким, каким хотел. Сделал за свои деньги, со своими друзьями, с теми, кого я хотел видеть на съемочной площадке. И фильм получился одновременно очень простой, очень линейный, но с другой стороны для меня в этом фильме очень много личного. Это такая небольшая часть моей жизни, которую я просто взял и переложил на другую, вымышленную историю с другими, вымышленными персонажами.

А с другой стороны меня очень вдохновляет, очень стимулирует тот факт, что этот фильм может быть полезен другим людям. Для, меня в любом случае, это будет классный фильм, в любом случае я «кайфону» от процесса, в любом случае для меня это что-то важное и нужное. Но для того. Чтобы это было что-то интересное и полезное для других людей, нужно приложить огромные усилия. Нужно понять, что за люди будут его смотреть, нужно понять, как к ним достучаться, через какую тему, через какие эмоции, через каких персонажей. Это очень большая работа. Для того, чтобы это придумать, это реализовать и для того, чтобы потом это сработало так, как тебе хотелось. Чтобы это помогло людям.

Как бы Вы объяснили тот феномен, что Вы, человек, не имеющий специального образования, сняли фильм, который высоко оценен профессионалами и который уже собрал большое количество призов на престижных мировых кинофестивалях?

- У меня нет «специального» образования, но я очень много смотрю, очень много читаю, учусь, общаюсь с людьми. Перед самим началом работы над фильмом, я познакомился с большим количеством людей, имеющим отношение к кинопроизводству: продюсерами, режиссерами. Задавал им миллион вопросов, пытался понять, как вообще это сделать, какие нужно делать шаги, для того, чтобы снять фильм, для того, чтобы он получился.

Плюс у меня на тот момент уже был продакшн, было определенное количество оборудования, был опыт работы как оператора-постановщика. Поэтому я бы не сказал, что снимать этот фильм для меня было тяжело, что это был титанический труд. Возможно потому, что мне было интересно. А возможно потому, что у меня уже была какая-то определенная база. Этот фильм не возник по щелчку пальцев. Этот фильм – продукт труда длиною в год.

Что касается наград, то на последнем фестивале в Хьюстоне WorldFest Houston, одном из самых старых кинофестивалей в мире и одном из самых престижных фестивалей в Америке, наш фильм получил «серебро», так называемый Silver Remi. Это очень круто. Для меня, для Харькова в целом, это очень большая победа, очень большое достижение. Достаточно отметить, что на этом фестивале получили свои первые награды Стивен Спилберг, Ридли Скотт, Джордж Лукас, братья Коэны, Дэвид Линч. Почему так произошло?.. Наверное, потому, что это история честная. Потому что это не «копия», не «калька». Я не хотел кому-то понравиться, перед кем-то выслужиться. Я хотел сделать что-то свое, что-то личное. И я хотел, чтобы это было полезно людям.

Есть у Вас планы на основе этого фильма снять полнометражную картину? И какие у вас вообще творческие планы на будущее?

- Я изначально этот фильм планировал, как «полный метр». Но прикинув те ресурсы, которыми я располагал, а весь фильм снят на мои личные деньги, оценив то оборудование, которое есть в Харькове, я понял, что этого будет достаточно только на «короткий метр». Я взял только начало, только экспозицию всей истории и собственно сделал из этого фильм «Не сейчас». В дальнейшем я планирую пойти двумя путями.

Первое – полностью переснять фильм «Не сейчас» и сделать уже полую версию полнометражного фильма. И второй вариант – снять еще два «коротких метра», на которые у меня уже есть написанные все истории и все сюжеты. В целом я уже готов их начать, но на это нужна довольно большая сумма, потому что там довольно масштабный сюжет и уже не получится его снять условно «в своей квартире» с друзьями, которые готовы работать «за бесплатно».

Здесь нужно подходить уже более профессионально. По моим подсчетам, чтобы реализовать этот проект, нужны инвестиции около 300 тысяч долларов. Это будет, скорее всего сниматься тоже в Харькове, потому что большинство актеров и членов команды из «короткого метра» мне бы хотелось видеть и на съемочной площадке и этого проекта.

Фильм имеет «открытый» финал и дальнейшая истории главных героев неизвестна. Это сделано специально?

- Да. У фильма «открытый» финал. Это сделано по двум причинам. Во-первых, потому что это часть большой и красивой истории об исцелении от рака, которая, как бы мне хотелось, вдохновляла людей на борьбу с этой болезнью. Во-вторых, мне хотелось, чтобы этот фильм жил после просмотра. Чтобы он оставлял какое-то зерно в сознании, и чтобы зрителю хотелось «прокрутить» в голове эту историю, понять мотивы – почему так произошло и все-таки жив ли персонаж или умер. Очень вдохновляет тот факт, что многие люди, которые посмотрели этот фильм, минут 15-20 после просмотра – просто «подвисают». Возможно мне так кажется (смеется). Но есть такое ощущение, что их в этом фильме что-то цепляет, что-то задевает и он не проходит мимо.

В свое время именно желание победить болезнь послужило для Вас мощным мотиватором, чтобы изменить жизнь. А что сейчас мотивирует Вас?

- Меня ничто не мотивирует. «Мотивация» в этом случае немножко неправильное слово. Потому что «мотивация» нужна для того, чтобы делать то, что необходимо делать, но чего тебе делать не хочется. У меня нет такого. Мне не нужна была мотивация, чтобы снять фильм, мне не нужна была мотивация, чтобы выжить. Я этого хотел. Мне этого хотелось и мне этого хочется и сейчас. Мне не нужно заставлять себя делать это. Мне не нужно заставлять себя есть салаты каждый день. Если я хочу съесть что-то сладкое, я это беру и ем, хотя головой понимаю, что мне это пользы не принесет. Если я хочу снять фильм, я просто начинаю над этим работать и для себя я нахожу очень много интересного, очень много увлекательного в каждом маленьком этапе, в каждом маленьком действии.